В.А. Нилова, Ю.И. Штакельберг (С.-Петербург)

 “Извлечения из показаний политического преступника, бывшего инженер-поручика Владислава Рудницкого относительно участия в польском восстании 1863 и 1864 годов Юго-Западных губерний и Галиции”. (О несохранившейся книге)

В 1866 году в типографии штаба Варшавского военного округа были отпечатаны тиражом 30-40 экземпляров три книги: “Записки Оскара Авейде о польском восстании 1863 года”, “Показания Карла Маевского” и “Извлечения из показаний политического преступника, бывшего инженер-поручика Владислава Рудницкого относительно участия в польском восстании 1863 и 1864 годов Юго-Ззападных губерний и Галиции”. Представляя указанные издания царю и высшим сановникам Российской империи, наместник царства Польского Ф.Ф. Берг преследовал цель ознакомления с тем, что же было причиной происшедших событий и, одновременно, как бы подводил итоги деятельности следственных органов, благодаря стараниям которых подследственные руководители восстания написали эти книги.

Судьба книг сложилась по-разному. Если 4-х томные “Записки Оскара Авейде” сохранились до наших дней (правда, всего в трех экземплярах, из которых один в Варшаве), то две остальные, несмотря на активные розыски, до сих пор в библиотеках России и Польши не обнаружены. Названия их известны только по библиографии[1]. Высказывались даже сомнения – были ли они вообще изданы. Однако, в отношении книги Рудницкого в библиографии Гонсеровского, кроме сведений о количестве страниц (93 стр.) и формате издания (23 х 16 см), имеется указание на то, что единственный известный библиографу экземпляр находился в то время (1923 г.) в Архиве древних актов в Варшаве. Предлагаемые же ниже обнаруженные ныне архивные материалы позволяют более определенно высказаться как о содержании книги Рудницкого, так и об истории ее создания.

Но прежде несколько слов о самом авторе. Владислав Викторович Рудницкий, сын помещика Радомысльского уезда, Киевской губернии Виктора Рудницкого, родился 8 февраля 1835 г., а в 18 лет, в марте 1835 г., поступил юнкером в 6-й саперный батальон. В феврале 1854 г. прибыл с этим батальоном в город Севастополь и находился там по 15 июля того же года. Затем был отправлен в Инженерный департамент Санкт-Петербурга, где, выдержав экзамен, получил чин прапорщика и приписан ко 2-му резервному саперному батальону. В составе этого батальона в июне 1855 г. вернулся в Севастополь и участвовал во всех оборонных работах и сражениях до окончания войны. В Севастополе переведен в 3-й саперный батальон. За работы во время бомбардировок и отбитие штурма 27 августа на 2-м бастионе, а также за саперные работы в северной части города награжден орденом Св. Анны 4-й степени и саблей с надписью “За храбрость”, орденом Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом, серебряной медалью “За оборону Севастополя” и бронзовой медалью за участие в войне 1853-1856 гг. Младший брат Владислава Рудницкого, Мечислав, также участвовал в обороне Севастополя в составе 6-го саперного батальона и получил тяжелое ранение, от последствий которого умер в 1861 г.

После войны Рудницкий продолжил службу в 3-м саперном батальоне, а в июле 1857 г. поступил в Инженерную академию, по окончании которой, в 1859 г., был произведен в инженер-поручики и сразу же поступил в Академию Генерального штаба, прямо в высший класс, где окончил курс по 2-му разряду в 1860 г. По личной просьбе был откомандирован в корпус военных инженеров и назначен в Крепость Бендеры. Однако в 1861 г., после смерти отца, Владислав Рудницкий подал прошение о переводе по семейным обстоятельствам в Киевскую крепость, так как на его имя было переведено отцовское имение в деревне Калгановка. В апреле 1862 г. перевод был получен, и Рудницкий, назначенный в Киевскую инженерную команду, занимался съемкой Киевской крепости, а затем - составлением проекта ее перестройки. Во время пребывания в Киеве он был приказом по военному министерству от 17 апреля 1863 г. произведен в штабс-капитаны[2]. Но, судя по тому, что показания свои он подписывал “инженер-поручик”, Рудницкий так и не успел узнать о своем производстве, так как уже 26 апреля 1863 г. он выехал из Киева, чтобы принять команду над Радомысльским отрядом повстанцев. Начался повстанческий период его биографии.

Позже, во время допросов во Временной военно-следственной комиссии, Рудницкий утверждал, что к участию в восстании был привлечен насильственным, обманным путем: “Я совершенно неожиданно очутился в восстании, и все пути возвращения были уничтожены. Кроме имения с хозяйством, только что заведенным, остались у меня в городской квартире экипажи, вещи все, верховая лошадь. Кучер и лакей мой сами не знали, куда я делся, и никому на ум не приходило, чтобы я был в восстании. Потом, уж в Галиции, я узнал, что квартира моя была целую неделю не тронута, так как начальство даже не могло поверить, что я перешел к мятежникам.

По духовному завещанию отца моего … я, как старший сын, назначен был опекуном всего семейства и сирот от самой старшей сестры, я взял без согласия брата имение на свое имя и, Бог мне свидетель, что я хотел исполнить усердно волю отца, так неужели я и в этом был изменником, неужели я забрал имение, чтобы самому кинуться в мятеж, а им отнять состояние?”[3]  

Вооруженное восстание в Киевской губернии продержалось всего несколько дней. Уже 1 мая 1863 г. отряд Рудницкого был разбит у села Верхолесье Овручского уезда. Сам Рудницкий на следующий день был взят в плен. При этом он назвался Иванским, очевидно, желая скрыть свое офицерское звание и тем избежать немедленного расстрела, тем более, что в нем заподозрили одного из предводителей восставших, действовавшего под псевдонимом Сава, что Рудницкий на следствии упорно отрицал: “По разбитии отряда … войска поймали более 30 человек мятежников, в том числе и меня. Нас привезли в сел. Верхолесье, где накануне того дня отряд стоял несколько часов, и держали там 3 суток, пока крестьяне различных деревень не поприводили прочих мятежников, разбежавшихся в разные стороны. Оттуда повезли нас по Радомысльскому уезду через те же деревни …; крестьяне этих деревень везли нас на подводах, как в сел. Верхолесье, так и в продолжение всей дороги, узнавали каждого отлично и указывали, кто на какой лошади ехал; солдаты постоянно спрашивали о Савве, неужели бы никто не узнал, что это я, если бы только видел меня прежде, как Савву. Крестьяне с таким неистовством ловили мятежников, что, узнав меня, наверное, сейчас же сказали бы хоть солдатам, по крайней мере”[4]. Помещенный вместе с другими ранеными в Радомысльской больнице, Рудницкий 11 июня, при содействии студентов Киевского университета Станислава Орловского и Бронислава Жуковского, бежал и после различных перипетий пробрался в Галицию. Здесь он занимался формированием и подготовкой отрядов, предназначавшихся для вторжения на территорию России (на Волынь) для помощи повстанцам. Эта его деятельность продолжалась до введения австрийскими властями военного положения. В начале марта 1864 г. Рудницкий выехал из Львова в Турцию, оттуда в Женеву и, наконец, в сентябре 1864 г. оказался в Париже.

После трех месяцев пребывания в Париже без всякой работы, он устроился с 1 декабря 1864 г. чертежником в управление Западной железной дороги[5]. Сразу же по приезде в Париж Рудницкий окунулся в политическую жизнь эмиграции. А там в это время происходила ожесточенная борьба между Кужиной, назначенным полномочным представителем Национального Правительства, и его противниками. Ввязавшись в эту борьбу, Рудницкий оказался жертвой провокации, организованной царскими властями. Как известно, в начале января 1865 г., имитировав существование в Варшаве нового тайного Национального правительства, царские власти, при помощи агента-провокатора Александра Звежховского, старались заманить в Польшу ведущих деятелей эмиграции. Рудницкий оказался в числе тех, кто поддался на провокацию: “… Мы начали толковать, кто бы мог поехать в Варшаву. Охотников было довольно, потому что каждый видел, что надо, во что бы то ни стало, раскрыть тайну. Я предложил свои услуги и говорил товарищам, что лучше всего будет, если я поеду именно потому, что я до восстания ни к каким партиям не принадлежал, во-вторых, период самого восстания прошел, скорее, как зритель, чем как лицо действующее, следовательно, скорее всех могу быть беспристрастным, а, в-третьих, как офицер, который был в войне и при этом теоретически достаточно хорошо подготовлен, я могу достаточно же верно оценить приготовительные работы, о которых пишут из Варшавы. Все согласились, что мое мнение справедливо, и я решился ехать”[6]. Взяв четырехнедельный отпуск в Управлении железной дороги, Рудницкий выехал из Парижа. В эту же ловушку попали: Владислав Даниловский, Здзислав Янчевский и Мечислав Улятовский[7].

Прибыв в Варшаву с паспортом на имя Михаила Серватовского, имея целью проверить, действительно ли в Польше еще существует подпольный Жонд, Рудницкий в тот же день, 3(15) марта 1865 г., был арестован. Оказавшись а цитадели и тут же убедившись, что это не случайность, а результат хорошо задуманной и исполненной провокации, организаторы которой прекрасно осведомлены как о его личности, так и о его деятельности, Рудницкий не счел уместным запираться и через несколько дней дал свое общее показание. Правда, в этом показании Рудницкий еще пытался как-то (весьма при том неловко и наивно), смягчить обстоятельства своего участия в вооруженных действиях против царских войск в апреле 1863 г. Это вполне понятно – для офицера российской службы, дезертировавшего и перешедшего на сторону повстанцев, военный суд предусматривал только один исход – расстрел. Поэтому естественно, что на дальнейшие вопросы следственной комиссии Рудницкий дает подробные и обстоятельные ответы. Но обстоятельность эта относительна. Большинство вопросов комиссии было посвящено восстанию на Правобережной Украине и деятельности Рудницкого по подготовке вторжения туда новых повстанческих отрядов из Галиции. С показаниями его знакомили генерал-губернатора Юго-Западного края Безака, которого (как, впрочем, и следственную комиссию) больше всего интересовал вопрос о максимальном выявлении всех участников национально-освободительного движения во вверенном его управлению крае. Оценивая показания с этой точки зрения, Безак с разочарованием пишет, что Рудницкий ограничился “поименованием таких лиц, принадлежность которых к мятежу слишком хорошо известна, и которые частью казнены, сосланы или же находятся за границей, вне преследования их законом”[8].

Не исключено, что одной из побудительных причин словоохотливости Рудницкого было извечное желание подследственного сколь возможно оттянуть час приговора, особенно если ему, как это было в данном случае, угрожала смертная казнь. Это желание Рудницкого совпало с интересами следственной комиссии. Затеяв издание показаний Авейде и Маевского о восстании в Царстве Польском, они привлекли и Рудницкого для освещения событий в Юго-Западных губерниях и в Галиции, о которых он, конечно, был информирован более остальных. Не исключено также, что при этом Рудницкому было представлено соображение, что его подробные показания нужны не столько следственной комиссии (которая и так все знает), столько для истории, для потомков, которые, дабы разобраться в происшедших событиях, должны будут иметь фактический материал во всей его полноте. Во всяком случае, подобные соображения выдвигались Авейде и Маевскому (для последнего они оказались, по-видимому, решающими)[9].

Помимо показаний, Рудницкий в цитадели еще составляет описание военных действий на территории Царства Польского. Оно создается на основе правительственного издания “Журнал военных действий в Царстве Польском”, который (как, по-видимому, и некоторые повстанческие издания и материалы) был предоставлен в его распоряжение следственной комиссией. Кроме того, он использовал и те сведения, которые были известны ему лично. Первоначально эта работа была, очевидно, задумана как описание карательных действий правительственных войск, о чем свидетельствует изложение как бы от лица царского офицера, называющего карателей - “наши”, “наши войска”. Однако когда возник проект публикации еще и исторического очерка, составленного Янчевским, туда был включен и материал, приготовленный Рудницким (в виде глав XIV, XVI, XVIII и XXI)[10]. При этом везде “наши” исправлено на “русские”. Следует отметить две характерные черты этого описания военных действий. Во-первых, следуя изложению их с точки зрения правительственной стороны, Рудницкий употребляет, соответственно, и терминологию “Журнала военных действий”, что в его устах производит впечатление сознательного очернения повстанцев. В силу этого, описание военных действий резко отличается от прочих его показаний, изложенных совсем в ином тоне. Во-вторых, Рудницкий не упускает случая для выражений критической, и часто весьма ядовитой, оценки действий царских военачальников.

Рудницкий был также привлечен следственной комиссией как для проверки показаний и исторических записок своих соузников (Авейде, Даниловского, Янчевского и Маевского), так и для критического рецензирования “творчества” самих членов комиссии, в частности, П.Г. Цугаловского. Но главное, что нас интересует, это его участие в издательской деятельности следственной комиссии.

Итак, выше сказано, что книга Рудницкого до наших дней не сохранилась ни в одном экземпляре. И тем не менее, представляется возможным судить о ее содержании. Основанием для такого заключения может служить рукопись, хранящаяся в Российском Государственном Военно-историческом архиве, под названием: “Сведения относящиеся до участия в восстании 1863 и 1864 г. юго-западных губерний России и Галиции по показаниям бывшего инженер-поручика Владислава Рудницкого”[11]. Заголовок этот повторен дважды: на обложке и на первой странице. На первой же странице в левом верхнем углу штамп: “Наместнику Его Императорского Царского Величества в Царстве Польском и Главнокомандующего войсками Варшавского военного округа. Доклад. … 186 … года. N … в Варшаве”. Каллиграфически выполненная писарем рукопись написана на сложенных вдвое листах с обеих сторон; на последней странице каждого листа проставлена заверяющая подпись Рудницкого. Его же подпись в конце текста (на стр. 332), ниже ее подписи: “Председатель Временной Военно-следственной комиссии полковник Тухолка; члены: подполковник Марианович, гвардии поручик Корольков, гвардии подпоручик Цугаловский”. Далее помещен: “Список фамилий, упоминаемых в настоящей тетради”, содержащий 100 расположенных по алфавиту фамилий и имен, с указанием страниц текста и места нахождения каждого лица. Список переписан иным, чем текст, почерком. На последней странице под списком скрепляющая запись: “Верно. Младший член комиссии. Гвардии подпоручик Цугаловский”. И, наконец, на обороте окончательная заверка: “В сей тетради писанных, пронумерованных и печатью скрепленных триста двадцать девять страниц. Младший член Комиссии Гвардии подпоручик Цугаловский”.

Рукопись изобилует пометками и исправлениями как в тексте, так и на полях, главным образом, редакционного характера, В первую очередь, нас интересуют две группы пометок, свидетельствующих о назначении рукописи. Во-первых, это пять пометок на полях: “Не печатать далее без предварительного от меня приказания. Д. Черницкий” (стр. 73), остальные идентичные: “Спросить Его Превосходительство” (стр. 120, 135, 152 и на стр. 308: “Спросить Его Превосходительство пред печатанием”). Поскольку они выполнены иным почерком, чем первая, можно предположить, что под “Его Превосходительством” подразумевается именно Дмитрий Иванович Черницкий 3-й, обер-квартирмейстер Варшавского военного округа. Во-вторых, пометки разным карандашом прямо в тексте с выноской на полях: “стр. 26”, “стр. 33”, “стр. 41”, “стр. 49”, “стр. 57”, “стр. 73”, “стр. 89” (соответственно на страницах 87, 118, 147, 169, 192, 248 и 311)[12]. Такие пометы обыкновенно делают наборщики, когда прерывают работу. Такого же характера помета “До сих” (стр. 282). Из сказанного вытекает, что мы имеем дело с наборной рукописью, которая легла в основу издания. Отсутствие следов рук, перепачканных типографской краской, обычных для наборной рукописи, не противоречит сделанному выводу и может свидетельствовать только об аккуратности наборщиков типографии штаба Варшавского военного округа и отсутствия спешки.

 Прежде чем перейти к анализу содержания данной рукописи, следует вспомнить об одной рукописи Рудницкого под названием: “Черновой экземпляр собственноручного исторического показания, состоявшего в 1865 г. под следствием во Временной Военно-следственной комиссии в Варшаве бывшего Киевской инженерной команды поручика Владислава Рудницкого”. Это автограф Рудницкого, написанный также как и “Сведения” по-русски, как, впрочем, и вообще все его показания. Хранится рукопись в фонде П.Г. Цугаловского в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге и ныне опубликована[13].

Сличение этих двух текстов показывает, что “Черновой экземпляр” предшествовал рукописи из РГВИА, в которую перенесены все исправления и дополнения, сделанные в нем. (Даже описка на стр. 255: “1864 г.” вместо “1863 г.” тоже перекочевала из “Чернового экземпляра” в “Сведения”). Следует, правда, отметить, что в двух местах наборной рукописи восстановлено вычеркнутое в “Черновом экземпляре”. Это примечания в § 22 и последующий абзац § 28[14]. Добавлений в наборной рукописи по сравнению с “Черновым экземпляром” очень немного. Это уточнение состава Киевского, Житомирского и Каменец-Подольского комитетов (стр. 12, 13, 18), сведения об Исидоре Коперницком (стр. 6) и Голуховском (стр. 26), о предполагаемом маршруте Ружицкого в апреле 1863 г. (стр. 35), добавление, что помещики предполагали устраивать училища “с помощью которых можно было, по их мнению, подготовить крестьян для революции” (стр. 5) и некоторые уточнения формулировок, имеющие характер редакционной правки. Таким образом, рукопись “Сведений” повторяет текст “Чернового экземпляра” во всем его объеме (пропусков, сделанных при переписке, нет), с некоторыми дополнениями. Вся дальнейшая редакторская работа велась уже над этой рукописью, в которой много исправлений, главным образом, стилистических. Исправления эти сделаны рукой П.Г. Цугаловского карандашом, а затем повторены чернилами (чаще всего поверх карандашного текста). Надо отметить, что редактура не всегда была тщательной. Так в тексте дважды повторяется один и тот же абзац о помощи повстанцам со стороны приверженцев Товянского (стр. 175 и 230)[15]. Но, как увидим далее, редактура имела совсем иное назначение.

 Ряд мест текста Рудницкого перечеркнут карандашом и, следовательно, должен быть опущен при наборе. Купюры эти, в общем, сводятся все к одному вопросу – отношение к повстанцам со стороны австрийских властей. Исключению подверглись места, где Рудницкий отмечает нейтралитет австрийских военных и гражданских органов по отношению к формированию повстанческих отрядов и их переходу через границу на территорию России (стр. 46-47, 76-78, 81-82, 135)[16], когда он пишет о “явном стремлении австрийских властей воспомоществовать восстанию”, и что “без помощи их трудно было бы там делать военные приготовления” (стр. 83, 281)[17]. Впрочем, вычеркнули и те места, где он говорит о небескорыстности этой помощи, прекратившейся с исчерпанием средств повстанцев (стр. 136, 319)[18]. И, уж конечно, исключались утверждения Рудницкого, что все это делалось по указанию из Вены, что “благодаря политике Венского двора вся Галиция обратилась в военно-революционное депо”, потому что “Австрия (…) убеждалась в пользе польского восстания, которое, ослабляя Россию, отвлекало из Галиции местный революционный элемент” (стр. 163, 203-204)[19]. Даже когда он говорит о “двуличной” политике Австрии, этот эпитет вычеркивается (стр. 317)[20]. Вычеркнуто еще несколько подобных мест (стр. 114, 282, 310, 325)[21]. Опущена также характеристика, которую дал Рудницкий галицийским помещикам: “Эти равнодушные зрители в первое время существования мятежа, ревностные патриоты, когда австрийская полиция посоветовала им помогать восстанию, недовольные уже Австрией во время диктатуры Лянгевича, ярые консерваторы против ее в блистательный период восстания” (стр. 329)[22]. Как видим, даже последний выпущенный кусок текста тоже, в какой-то мере, затрагивает австрийскую политику и, по-видимому, это и послужило к его вычеркиванию. Такая узконаправленная редактура, явно старающаяся избежать острых нападок на австрийское правительство и его политику, может, в известной мере, свидетельствовать о том, что книга, возможно, предназначалась (хотя бы на начальном этапе ее подготовки) не только для внутреннего употребления.

Кроме вопросов, связанных с политикой Австрии, в рукописи Рудницкого еще ряд внешнеполитических моментов вызвал настороженность со стороны редактировавших текст, что отмечено отчеркиванием на полях. Это – изложение предложений чехов и венгров о помощи повстанцам (стр. 172, 203)[23], сообщение о получении от швейцарских комитетов оружия и белья (стр. 175)[24] и, конечно же, изложение повстанческой интерпретации (а, точнее, интерпретации лагеря Чарторыского) внешней политики Наполеона III по отношению к восставшим (стр. 190, 203-206, 308)[25]. В последнем случае это сопровождалось пометкой на полях: “Спросить Его Превосходительство пред печатанием”. Но, по-видимому, спрошенное превосходительство ничего не имело против антифранцузских выпадов, поскольку эти места остались не перечеркнутыми. Точно так же требовалось предварительно спросить Черницкого, когда у Рудницкого шла речь о том, что Национальное Правительство в Варшаве “действовало исключительно по внушениям из-за границы”[26]. Вопросы редактора вызвали не только аспекты имевшие отношение к другим державам, но и относящиеся непосредственно к положению в Царстве Польском. Так, отчеркнуты места, где Рудницкий писал, что в июле 1863 г. “в северной части Люблинской губернии в отряды ежедневно толпами являлись крестьяне” и что после победы Крука под Жиржином “умы простого народа были взволнованы до того, что (согласно уверениям лиц, близко знакомых с делом) можно было сделать немедленное поголовное восстание во всем Царстве Польском” (стр. 170-171)[27].

Еще одно сомнение было вызвано изложением обстоятельств, потребовавших от повстанцев создания системы пограничных постов для обеспечения переправки оружия и снаряжения на территорию Правобережной Украины из Галиции. Поскольку Рудницкий писал, что граница с Галицией охранялась со стороны Юго-западного края лучше, чем со стороны Царства Польского, то на полях появилась помета: “Не понимаю. Спросить Его Превосходительство” (стр. 152). Однако, поскольку эта помета перечеркнута, следует полагать, что по обсуждении было решено текст оставить без изменений[28].

Вышеизложенным исчерпывается та редактура, которая была проделана с рукописью Рудницкого. Вопрос о том, кто персонально ее исполнял, остается открытым. Ряд карандашных пометок и исправлений, по которым затем вносились поправки писарем, несомненно, сделаны рукой П.Г. Цугаловского, как известно, редактировавшего и направлявшего работу Рудницкого и по составлению первоначального “Чернового экземпляра”. Общее руководство, как уже отмечалось, очевидно, осуществлял Д.М. Черницкий[29].

Нет нужды давать подробную характеристику текста Рудницкого, поскольку ныне он доступен исследователям по опубликованной рукописи “Чернового экземпляра”, который, как указано выше, идентичен окончательному. Представляется только необходимым отметить, что Рудницкий основную вину за все неудачи восстания на Правобережной Украине и плохую организацию помощи повстанцам из Галиции возлагает на партию белых, партию помещиков и магнатов, как в Галиции, так и на Украине. Одна из его оценок позиции этой партии приведена выше, в числе сделанных исключений.

Завершающий рукопись “Список фамилий, упоминаемых в настоящей тетради” был также составлен самим Рудницким, судя по экземпляру, написанному его рукой (заголовок написан рукой Цугаловского)[30]. Список этот является своего рода иллюстрацией к мнению Безака об обстоятельности показаний Рудницкого: из ста человек, упомянутых в нем, 9 убиты или казнены, 1 уже на каторге и 80 скрылись за границу. Исходя из общего количества страниц, указанных в библиографии, и места последней пометки наборщика (“стр. 89”), в печатном исполнении “Список” включен не был. Впрочем, это и понятно, т.к. он имел значение лишь для внутреннего употребления в следственной комиссии как в Варшаве, так и в Киеве.

Окончание работы Рудницкого над текстом может быть датировано по его замечаниям на “Очерк восстания в Юго-западных губерниях в 1863 году”. “Очерк” этот, составленный П.Г. Цугаловским между 2 декабря 1865 г. и 26 января 1866 г., был затем включен во всеподданнейший отчет генерал-полицмейстера в Царстве Польском Ф. Трепова за 1865 год[31]. Цугаловским была составлена вся политическая часть отчета (если не весь отчет)[32], но Рудницкому он показывал для заметок и добавлений только раздел о восстании на Украине. Сделанные Рудницким замечания в окончательном тексте “Отчета” использованы не были. Даже явные ошибки и описки (вроде Бесядович вместо Бесядовский, 9 пограничных поясов вместо 8-ми, Винницкий уезд вместо Брацлавского) не исправлены. Возможно, что к моменту, когда Рудницкий написал свои замечания на черновик “Очерка”, отчет уже был перебелен и ушел из рук Цугаловского. В замечаниях своих Рудницкий ссылается на текст “Чернового экземпляра” (называя его “Исторические заметки”), что свидетельствует о его завершенности ко времени, когда Цугаловский написал “Очерк”. Иными словами, “Черновой экземпляр” был написан до 26 января 1866 года. Существенным моментом является внесение одного замечания Рудницкого на “Очерк” (правда, в переработанном виде) в “Сведения”. Речь идет о пояснении к первому упоминанию Исидора Коперницкого (стр. 6) относительно его служебного положения. В “Черновом экземпляре” этого пояснения нет, следовательно, можно предположить, что “Сведения” перебеливались после 26 января 1866 г. Причем, разрыв во времени, по-видимому, не мог быть очень значительным.

Все сказанное позволяет предположить, что начало редакторской работы над текстом “Сведений” относится к февралю-марту 1866 года. Работа эта продолжалась, вероятно, не менее чем до июля месяца, поскольку 20 июля 1866 г. наместник Царства Польского Ф. Берг, посылая шефу жандармов П.А. Шувалову уже напечатанную книгу Авейде, пишет, что “Извлечения из показаний Карла Маевского” находятся еще в печати, но совершенно не упоминает о книге Рудницкого[33].Следовательно, можно полагать, что в тот момент книгу Рудницкого еще не начинали печатать.

 Выше уже отмечалось, что “Черновой экземпляр” имеет фактически два разных заголовка: на обложке – “Черновой экземпляр собственноручного исторического показания состоявшего в 1865 г. под следствием во Временной военно-следственной комиссии в Варшаве бывшего Киевской инженерной команды поручика Владислава Рудницкого”, а в начале текста – “Исторический очерк восстания в Юго-западных губерниях в 1863-1864 гг.”[34]. Рукопись же из РГВИА озаглавлена – “Сведения относящиеся до участия в польском восстания 1863 и 1864 г. юго-западных губерний России и Галиции по показаниям бывшего инженер-поручика Владислава Рудницкого”. В то же время, судя по описанию в биографии Гонсеровского, книга имела совершенно отличный заголовок – “Извлечение из показаний политического преступника, бывшего инженер-поручика Владислава Рудницкого, относительно участия в польском восстании 1863 и 1864 годов Юго-западных губерний и Галиции”. Представляется наиболее вероятным, что рукопись, уже трижды изменившая свой заголовок, в окончательном, печатном виде получила новый, четвертый, уже в самый последний момент. Это тем более вероятно, что титульный лист обычно набирался и печатался в последнюю очередь. Не исключено также, что он мог быть забракован и, соответственно, заменен и после представления наместнику Ф.Ф. Бергу.

Этим, собственно, исчерпывается все, что известно нам, при сегодняшнем состоянии источников, об изданной в 1866 г. в Варшаве книге Рудницкого. Остается добавить еще несколько слов о судьбе ее автора.

Военный суд, как и следовало ожидать, приговорил Рудницкого “по лишении всех прав, к смертной казни чрез Расстреляние”. Приговор был представлен на утверждение наместнику. 1(13) февраля 1867 г., конфирмуя дело Рудницкого, Ф.Ф. Берг написал, что “приняв во внимание: во-первых, что подсудимый Рудницкий был в числе тех лиц, которые были привлечены в край действиями нашей полиции, при посредстве подосланного агента, чем самым были прекращены возникшие в начале 1865 года безумные попытки заграничных революционеров к возбуждению нового мятежа в Царстве Польском, во-вторых, что прибывшие вместе с Рудницким эмиссары Даниловский, Янчевский и Улятовский (…) освобождены от следовавшего им по закону наказания и только высланы на жительство в Империю, под строгий надзор полиции и, в-третьих, что Рудницкий, чистосердечно сознавшись и раскаявшись во всех своих преступлениях, сделал весьма важные показания (…), а с другой стороны, имея в виду высочайшее повеление, последовавшее в 1864 году, которым предписывалось “смертную казнь над виновными в мятеже, а равно конфискацию их имений назначать как можно реже, лишь в исключительных случаях”, я признал возможным смертную казнь для Рудницкого заменить ссылкою на поселение в отдаленнейшие места Сибири”. Ссылка сопровождалась лишением чинов, орденов, дворянского достоинства и всех прав. Что же касается конфискации имущества, то в силу последовавших к тому времени положений и указов, она вылилась в обязательную продажу лично Рудницкому принадлежавшего имения с обращением вырученных денег его наследникам, так как сам он лишен прав. Наследником был его брат Сигизмунд[35].

Выслан был Рудницкий в Иркутскую губернию. Там он около трех лет прослужил в Товариществе Амурского пароходства, участвовал (в 1872 г.) в экспедиции в Монголию, строил механический завод в Хабаровске. Наконец, по манифесту 1874 г., 3 августа 1875 г. он выехал из Иркутска в Тамбовскую губернию. В сентябре того же года он уже был в назначенном ему местом жительства городе Кирсанове. Впрочем, в феврале 1876 г. надзор полиции с него был снят, но без права жительства в губерниях столичных и Западного края. После этого Рудницкий жил в Полтаве и Воронеже, где ставил опыты по устройству защиты железных дорог от снежных заносов[36]. Последнее известие о нем относится к 1882 году, когда он жил уже в Варшаве. Дата смерти неизвестна.                      

ПРИМЕЧАНИЯ