Славянский альманах

Л. Клима (Будапешт) 

Финно-угорские народы в России в средние века/1859-1118 гг.: финно-угры и самоеды на страницах Повести временных лет

Финно-угорские народы России проживают не в суверенных государствах как их родственники по языку: венгры, финны и эстонцы. Однако они тоже имеют свою историю. Их история является частью истории России. Изучать историю финно-угорских народов в средние века возможно почти исключительно на основе источников на русском языке. В русских летописях сообщается о событиях, связанных с финно-угорскими и самоедскими народами в связи с завоеваниями, борьбой за власть, реже с повседневной жизнью отдельных княжеских центров. К данной группе источников добавляются отчёты некоторых дипломатов-путешественников об условиях в России.

Народы, говорящие на финно-угорских и самоедских языках, относящиеся к уральской языковой группе больше тысячи лет назад вступили в контакты с восточнославянскими племенами, медленно проникавшими на их земли. Из формирующихся центров Новгород с самого начала имел контакты с финно-угорским коренным населением.

Изучение проблемы русско-финно-угорских отношений в средневековой России может казаться искусственной постановкой проблемы, ибо известно, что национальный вопрос приобретает значение в XIX столетии, во время формирования современных буржуазных государств. Данная статья не имеет целью отнести к средним векам национальные чувства, проявившиеся в XIX столетии и искать в древности то, что тогда ещё не существовало: деяния финно-угорских народов, вытекающих из их национального сознания. Цель: изучить совместную жизнь финно-угров и русских в средневековых русских княжествах свободно от поздних проблем и предрассудков.

Для русской историографии финно-угры не представляют отдельный круг тем. Данная тенденция имеет начало со времени работ историков-классиков (Карамзин, Татищев). Опираясь на ПВЛ, Карамзин во 2-ой главе своего произведения (О славянах и других народах, составивших государство Российское) перечисляет места, где живут финно-угры, и цитирует мнение Тацита о варварстве финнов. По его мнению, описание и в его время относилось к лопарям, но к другим финно-угорским народам нет, ведь по летописи весь, меря, мурома имели города (Белоозеро, Ростов, Муром). В 4-ой главе (Рюрик, Синеус и Трувор 862–879 гг.) Карамзин продолжает описание формирования древнерусской государственности – Киев, Новгород – не скрывая, что среди народов, призывавших Рюрика и его братьев, встречались и финно-угры. Но в последнем предложении главы уже наблюдается фальсификация: „Память Рюрика, как первого Самодержца Российского, осталась бессмертною в нашей Истории и главным действием его княжения было твердое присоединение некоторых Финских племен к народу Славянскому в России, так что Весь, Меря, Мурома наконец обратились в Славян, приняв их обычаи, язык и Веру”. Словам Карамзина противоречит текст Повести временных лет, где пишется, что финно-угры (чудь) и восточные славяне (словены и кривичи) вместе призвали русов, чтобы они господствовали и судили над ними, и нигде не сообщается в летописи, что „Весь, Меря, Мурома наконец обратились в Славян, приняв их обычаи, язык и Веру”.

Данная короткая статья не имеет целью прослеживать до наших дней отношение русской историографии к истории финно-угорских народов. Однако процитированное суждение Карамзина, указывает на общее мнение, по которому финно-угорские народы мирно ассимилировалась русскими, и этот процесс продолжается и в настоящее время.

Во время существования СССР историки также относились к истории финно-угорских народов половинчато: писали историю отдельных финно-угорских автономий, но в них едва писалось о временах, предшествующих революцию 1917-го года. Одновременно в хорошем темпе продолжались археологические раскопки,  древняя история финно-угорских народов вырисовывалась все более достоверная картина, организовались экспедиции к финно-угорским и самоедским народам, имеющие своей целью собирание этнографических материалов. Но история финно-угров в средние века до наших дней считается малоизученной областью.

Сведения летописи, касающиеся финно-угров

 Составители Повести временных лет располагали отличной информацией о финно-угорских народах. Во введении летописи даётся точный перечень финно-угорских народов, и в погодных записях тоже часто упоминаются финно-угры, как воины отдельных княжеских войск, включаются истории, основанные на личных рассказах и содержащие реальные и сказочные элементы.

Сведения, связанные с финно-уграми в ПВЛ лет можно разделить на несколько хронологических периодов до первой четверти XII-го века, и они наглядно свидетельствуют о процессе проникновения русских на территории финно-угров.

Первая хронологическая группа: 859-980

В первую группу входят погодные данные летописи, в которых финно-угорские народы появляются ещё со своими этнонимами. В ПВЛ финно-угорские народы, впервые появляющиеся у 859-го года, после 1030-го года исчезают со страниц летописи.

Из этой части выясняется, что в раннем периоде описания событий, летописец ещё не знал все финно-угорские народы. В соответствии с направлением проникновения русских в поле зрения власти впервые появились финно-угорские народы окрестностей Новгорода, Прибалтики и средней европейской части современной России – окрестности Ростова. Народы, жившие здесь, в летописи появляются под этнонимами чудь, весь, меря и мурома. Как финно-угорский народ, живший подальше, встречается ещё и ямь. Данный этноним может соответствовать названию финского племени häme. В части ПВЛ с погодным изложением событий со своими этнонимами фигурируют чудь, весь, ямь, меря и мурома у 6367 (859), 6370 (862), 6390 (882), 6415 (907), 6488 (980), 6496 (988), 6538 (1030), 6550 (1042) и 6579 (1071) гг.

Данный период является ранним этапом становления русской государственности, когда орган власти ещё опирается на традиционную, вероятно племенную структуру народов. Когда власть нуждаётся во вспомогательных войсках, обращается к народам, и те организуют эти войска. Это относится не только к финно-уграм. В это время русские этнические группы – племена – появляются тоже под своим этнонимом – кривичи, словены. Летопись не различает восточнославянские и финно-угорские племена или народы: иногда узнаём об этнических особенностях отдельных племён, но все они равные подданные властителя.

Данные 859-го и 862-го годов, свидетельствующие о мистическом основании государства Рюриком, показывают этнические отношения на землях, прилегающих к Новгороду: в 859 г. заморские варяги собирали дань с чуди, словен, кривичей и веси. Варяги, если они появились где-нибудь, старались обосноваться. Однако, по свидетельству летописи, это долгое время не удалось, в 863 г. их выгнали – чтобы призвать других варягов: Рюрика и его братьев. Последние относились к группе варягов, называемых русью.

В данных 859 г. называются финно-угорские народы и восточнославянские племена, достигаемые и облагаемые данью со стороны Балтийского моря, но информация 862-го года уже расширяет круг: в ней уже извещается о мере и муроме. Они стали достигаемыми вследствие того, что русы, с помощью трех братьев, уже обосновались в Новгороде и Изборске. Следовательно, информация 859-го и 862-го годов указывает на экспансию, в направление финно-угорских земель со стороны Балтийского моря. Она, вероятно, произошла водным путём: до Белоозера можно доплыть по Неве, дальше по большим озёрам (Ладога, Онега, Белое озеро), а до Ростова и Мурома по Волге, по главному водному пути.

В летописи под 882-м годом описывается, как Олег распространил свою власть на Киев. Ведомые им войска называются по этнически-племенному происхождению. Среди них встречаются те же финно-угры Прибалтики и Верхней Волги, которые появлялись в прежних свидетельствах, чудь, меря, мурома и весь.

Запись в летописи кончается тем, что Олег основал города. Это будет следующим этапом установления русской государственности, однако в летописи пока не прослеживаются начавшиеся изменения. Когда Олег отправляется дальше, уже в направление Византии, он так же приглашает на помощь народы и племена. К участникам нападения, упомянутым у 907-го года присоединяются завоеванные племена, жившие в более широком окружении Киева: древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы. Из союзников финно-угров в походе против Византии участвуют чудь и меря.

После этих сведений об финно-уграх следует  довольно значительный пробел. До 980-го года они не встречаются ни в одном известии. Тогда против полоцкого князя Рогволода вместе с Владимиром воюют варяги, словены, чудь и кривичи.

Переход: известия 1030-го и 1042-го лет

 Известия 1030-го и 1042-го лет с точки зрения финно-угров могут считаться переходными: в контактах финно-угров и русских происходят изменения, прослеживаемые и в летописи. Данные 1030-го г. как будто не указывает на изменения: в них сообщается об одном финно-угорском народе, о чуди. Однако в этом году Ярослав отправился в поход против чуди. Раньше не было известия ни о каком конфликте чуди и русских: в 859-ом г. варяги завоевали чудь, и они позже стали верными вспомогательными войсками русских князей. Что могло случиться, что вопреки этому Ярослав напал на чудь? Предположительно, эта чудь не та, которая раньше была верным союзником князя. Ярослав начал завоевывать новые земли, пошёл в поход против чуди, раньше не жившей в Новгороде. На это указывает то, что после победы над чудью Ярослав основал город Юрьев.

О новых завоеваниях свидетельствует и нападение на ямь в 1042-м г.: очевидно оба предприятия имели целью обеспечить пути торговли. Данные стремления к завоеванию одновременно указывают на изменение системы власти: на первый план выступает основание городов. Об основании городов можно читать и в других местах летописи. Слой городских ремесленников и торговцев одновременно производитель и потребитель товаров, города являются исходным и целевым пунктом торговли. Процветающие, развивающиеся города обещали больше дани дворам князей.

Вторая хронологическая группа: 1071-1103 гг.

 С основанием и укреплением городов контакты русских и финно-угров поднимаются на новой уровень. Первым знаком этого в летописи является известие 1071-го года о финно-уграх. В 862-го г. узнаем о том, что коренные жители Белоозера – весь. Через два столетия жители города уже отождествляются не по этнониму: они уже не весь, а белоозерцы. В описании событий следующих лет в ПВЛ уже не упоминаются финно-угорские народы, говорится только о жителях разных городов. Неужели финно-угры исчезли и ассимилировались за такое короткое время? Конечно, они не исчезли, но их, всё ещё племенная общественная структура отошла на задний план, их руководители приспосабливаются к русской системе, как вассалы они частично сохраняют свою власть, или теряют свое значение и опускаются в простой народ.

Людей с финно-угорским языком можно предполагать за каждым известием, описывающим события в городах, основанных на финно-угорских территориях. Таким образом, начиная с середины XI века можно думать о значительном русско-финно-угорском смешении между чудью окрестностей Новгорода, карельской весью, мерей в районе Ростова, муромой и весью, жившими вблизи города Мурома и поселявшимися на этих территориях русскими, прививавшими там новую культуру и насаждавшими новый образ жизни.

Смешение, очевидно, сопровождалось тем, что русские стали узнавать культуру коренных жителей, их традиции и обычаи. В летописи пишется и об этом: в 1071 г. можно читать о двух любопытных событиях. Оба свидетельствуют о том, что русские и финно-угры жили в тесном контакте. В первой информации от 1071-го года пишется о грабежах и убийствах двух волхвов и трёхсот человек, шедших вместе с ними. Событие любопытное и с этнического точки зрения и с точки зрения истории общества: кто были и чего хотели эти люди?

В определенном году с плохим урожаем шайка волхвов разграбила запасы богатых людей, как будто „укрывших” продукты: мёд, зерно и т. д. Они грабили как раз в Белоозере, когда туда приехал собирать дань Янь Вышатичь. Он быстро покончил с акцией: „Если не схватите этих волхвов, не уйду от вас весь год. Белозерцы же пошли, захватили их и привели к Яню”[1]. О значении угрозы легко догадаться: Янь остаётся в местности пока другие не покроют ущерб князя, то есть пока они предоставят добро, принадлежащее ему. Значение глагола „укрыли” трудно понимается в контексте, употреблением слова летописец как будто описывает события с точки зрения волхвов и их последователей. Укрытые продукты как будто принадлежат им, а не собирателю дани, Яню Вышатичу.

С точки зрения истории общества события, о которых сообщается в известии, могут свидетельствовать о мятеже, вспыхнувшем на Волге и в Белоозере из-за собирания слишком большой дани. Обыкновенное в другие годы количество дани из-за неурожая создавало для людей ирреальную трудность. Однако Янь восстановил мир. Наверно, он был самым подходящим лицом для этой цели: у 1106-го года сообщается о его смерти в 90-летнем возрасте. В летописи он называется выдающимся человеком святой жизни.

Изучая информацию с этнической точки зрения, наверняка можно утверждать, что в событиях приняли участие и финно-угры. На это обстоятельство указывает территория: „коренное население … в Белоозере – весь”[2], а на Волге может считаться коренным населением меря[3].

Следующее событие в 1071 г., о котором ниже будет речь, говорит о том, что „в то же время, в те же годы, случилось некоему новгородцу прийти в землю Чудскую, и пришел к кудеснику, прося волхвования его”. Следовательно, летописец упоминает о волхве опять в связи с финно-уграми. Поэтому можно думать о том, что инициаторами, зачинщиками грабежей были также финно-угорские волхвы – меря или весь. В случае такой реконструкции фактов, как параллель припоминается житие Стефана Пермского, в котором главным мотивом является конфликт местного волхва (Пама-сотника) со святителем-христианином (Стефаном). И на пермской земле волхвы пробовали организовать сопротивление[4].

В записи 1071-го года содержится вторая история фольклорного характера о финно-уграх: новгородец посещает волхва. Из данного описания тоже трудно выяснить исходные события. На этот раз по той причине, что в летописи история служит притчей, её цель подтверждение превосходства христианства: волхв чудин не может связаться со своими богами (они в действительности не боги, а черти) до тех пор, пока новгородец носит на теле крест. А из всего этого следует превосходство христианства над религией язычников чуди.

Летописец рассказывает историю следующим образом: сначала волхв призывает „чертей”, которые потом „подбрасывают” его, то есть волхв впадает в экстаз, теряет сознание и в этом его состоянии черти сообщают ему, „почему новгородец пришёл к нему”. В описании точно отражается суть шаманского ритуала финно-угорских народов: шаман вступает в связь с духами, на вершине церемонии теряет сознание и в это время от духов получает нужную информацию. Такие церемонии часто организовывались по заказу отдельных членов коллектива. „Заказчик” как правило, спрашивал духов о своих родных, отправившихся в далёкий путь, об умерших близких, но волхв мог спрашивать и о способе лечения болезней.

На основе этой информации можно сделать вывод о том, что русские уже в это время располагали сведениями о культуре и обычаях коренных жителей.

При чтении известия, правомерно возникает вопрос: почему христианин-новгородец просит предсказание у язычника волхва чуди? Самый правдоподобный ответ, что он сам был чудин по происхождению, относился к постоянному чудскому населению новгородского княжества, к тем, кто по легенде вместе со словенами, кривичами и весью призвали Рюрика и его братьев. Если бы этот новгородец происходил от какого-то восточнославянского племени, он обратился бы к словенскому или кривичскому волхву, может быть, продолжавшему ещё в тайне свою деятельность. Но он был новгородец, кто при своей христианской вере ещё знал и почитал веру своих предков, поэтому он посетил волхва чудина. Однако летописец не считал нужным писать о его происхождении, считал его таким же новгородцем, как всех остальных.

В конце XI века из летописи узнаем о нескольких вооруженных конфликтах, которые могут иметь связь с финно-уграми, но летописец уже не называет финно-угорских народов по этнониму. Можно думать по разным причинам. Первое из сообщений такого характера датируется 1078 г. В это время в Заволочье убили Глеба, сына Святослава. Во введении летописи, о котором скоро будет речь и которая по хронологии является последней частью произведения, пишется о Заволочской чуди. Введение могло писаться в 1110-е годы. Правомерный вопрос: убила ли Глеба заволочская чудь? И по какой причине он находился в Заволочье? И вообще, где располагается это Заволочье?

Сочетание „заволочская чудь” в русских летописях появляется один раз: в введении ПВЛ, в перечне народов, и во всех позднейших летописях, принявших это введение. Введение писалось в 1110-ые годы. На основе этого можно сделать вывод, что, может быть, в 1078-ом году ещё не знали о заволочской чудь, даже в то время не жила чудь в Заволочье. Однако вывод может быть неверным. Ведь в этом случае кто убил Глеба? Кто жил в Заволочье? Анализ топонима Заволочье может помочь в объяснении вопроса. Название происходит от сочетания „за волоком”. В ПВЛ уже встречается топоним, образованный от него. Потом, кажется, топоним на определенное время забывается.

Из информации Первой новгородской летописи узнаём, где могло располагаться Заволочье, можно проследить и формирование названия. В известии 1178-го года читается, что убили людей из Печеры и Югры (собирателей дани, отправленных в Печеру и Югру) убили их в Печере, а других за волоком. Значит, здесь ещё не появляется название Заволочье, образованное от сочетания "за волоком". Его первое появление в Первой новгородской летописи наблюдается в записи 1324-го года. Для Новгорода после этого становится действительно интересной территория за волоком, но её название ещё не укоренилось. Встречаются следующие формы: 1337 – за Волокъ, 1342 – за Волокъ и Заволочкую, 1388 – за Волокъ, на Заволочкую землю и заволочанh, 1419 – в земли Заволочкой и заволочанh, 1445 – ратью заволочкою и за Волокъ.

Расположение территории, обозначаемой за Волокъ и Заволочье можно определить: в летописи волоком называется речная система озёр Ладога, Онега, Белое озеро и прилегающие к ним реки. И так, Заволочьем могла быть территория находящаяся за ними. Литература отождествляет Заволочье с территорией Северной Двины. Как выше цитировалось, в 1178-ом году „за волоком” убили выдающихся людей, вероятно военачальников, собирателей дани, значит, власть новгородского княжества на этой территории была ещё довольно непрочная. Может быть, 100 лет назад, в 1078-ом году Глеб посмел поехать на эту территорию? На территориях русских княжеств самую надежную связь предоставляли водные пути. Между отдельными водными системами существовало множество волоков. От сочетания „за волок(ом)” для обозначения территории за волоком легко образуется форма Заволочье. Очевидно, что в употреблении слов в ПВЛ и Первой новгородской летописи существует хронологический пробел, даже можно предполагать, что в двух летописях под названием Заволочье подразумеваются не одни и те же территории. На это указывает то, что в Вологодско-пермской летописи в информации 1078-го года о смерти Глеба в Заволочье читается добавление о том, что его похоронили в Чернигове[5]. Чернигов располагается на северо-восток от Киева, приблизительно на расстоянии 100 километров. А от территории Северной Двины, которая впервые в 1178-ом году, потом в XIV столетии часто называлась Заволочьем, больше чем на 1000 километров. Может быть, тело Глеба везли на такое расстояние только ради того, чтобы похоронить в его стольном городе? Если бы он умер в Заволочье при Северной Двине, и в этом случае его увезли бы в Чернигов? На данные вопросы пока нет ответа.

Сравнивая ПВЛ с другими источниками, можно установить, что известие 1078-го года о смерти Глеба в Заволочье, нельзя связывать с финно-угорским населением Заволочья, названного чудью, и территорией Северной Двины, названной позже Заволочьем.

В 1088-ом году в летописи опять пишется об одном поселении, о городе Муроме, который раньше определялся как финно-угорское поселение[6]. В этом году волжские болгары напали на Муром. О болгарах известно, что они часто нападали на соседние народы. В действительности целью этих нападений была ежегодное подтверждение их господства. Добычу можно называть данью, собираемой военными методами. Волжские болгары часто похищали женщин у своих соседей, в большинстве случаев финно-угорских народов. За контактами волжских болгар и финно-угров можно следить и по археологическим находкам. Однако в данном случае речь могла идти не о захвате добычи, а может быть, о хорошо обдуманном предупредительном нападении. До этого времени в русских летописях не упоминаются набеги болгар. Но к концу XI века у русских разведывательных отрядов могла начаться осторожная ориентация на восток. В ПВЛ об этом обстоятельстве свидетельствуют записи под 1096-м годом о поездке отрока Гюряты Роговича в Югру и об экспедиции Ярослава против мордвы в 1103-ом году. С помощью нападения на Муром болгарское княжество безуспешно пыталось остановить продвижение русских князей на восток.

До Мурома русские дошли довольно рано, город на долгое время стал восточной пограничной крепостью русских княжеств. Поэтому город был укреплён больше других, и в нём стояли значительные войска. В этом могла быть одна из причин скорого обрусения коренного финно-угорского населения. К этому добавилось то обстоятельство, что мурома была одной из самых маленьких финно-угорских этнических групп, по данным археологических раскопок вблизи города находилось едва ли два десятка поселений муромы[7]. Мурома не могла сопротивляться проникновению русских, если даже хотела бы. Таким образом нападение волжских болгар в 1088-ом году только в малой мере можно назвать сообщением, относящимся к финно-уграм. Предположительно в городе Муроме ещё жили люди происхождения мурома, но к этому времени они уже сильно обрусели.

В 1090-е годы с особенной силой вспыхивает усобица между Рюриковичами. Во время сыновей и внуков Святослава, нарушивших традиционный порядок наследования, почти вся княжеская семья включилась в борьбу. В битвах сталкивались княжеские войска, а не народы, как это бывало раньше. Борьба шла за княжества и их центральных городов. Может быть, в этом причина, что среди участников битв не упоминаются финно-угорские народы. Другая причина ассимиляция финно-угров на территориях, завоеванных русскими раньше: на Новгородской земле, на Верхней Волге и в междуречье Волга-Ока. Среди событий 1096-го года подробно описывается усобица в княжеской семье. События концентрируются вокруг борьбы за владение городами Ростов, Суздаль, Муром и Рязань. Кроме войск, вербовавшихся из местных жителей, в стычках участвовали и белозерцы. В рядах воинов могли быть и люди с финно-угорским языком: весь белозерская, ростовская и суздальская меря, муромская мурома и рязанская эрзя-мордва.

Третья хронологическая группа: от описания путешествия в Югру в 1096-м году до конца летописи

 Общей особенностью описаний этой группы состоит в том, что  они сообщают о финно-угорских народах, до того не упоминавшихся, например, самоедах. Сведения летописи указывают на то, что экспансия русских имела направление на северо-восток и восток.

Под 1096 годом встречается довольно длинное описание фольклорного характера о путешествии в Югру. Летописец сообщает о рассказе Гюряты Роговича: „Теперь же хочу поведать, о чем слышал 4 года назад…” В летописи у 1096-го года впервые появляются этнонимы югра и самоед. Узнаётся и о том, что до земли югры можно дойти со стороны Печоры. Также впервые встречается в летописи название Печора в качестве топонима и этнонима.

В Печоре живут люди, платящие дань Новгороду, извещает мимоходом Гюрята Рогович. Может быть, собирание дани Новгородом на этой территории имело место недавно, ибо раньше таких сведений не встречалось. На основе этого факта можно сделать вывод, что ориентация Новгородцев на северо-восточный кусок Европы началась в эти годы, тогда же возник их интерес к этой территории. Позже новгородцы часто будут ссылаться на свое первенство, когда новые поднимающиеся княжеские центры осмеливались подходить к этим территориям. Из-за упоминания о печоре, югре, самоедах можно отнести эти сведения к третьей хронологической фазе информации о финно-уграх. При установлении контактов с новыми народами повторяется общественная ситуация, наблюдавшаяся в случае знакомства с чудью, весью, мерей, муромой: при столкновении с нетронутой общественной системой финно-угорских общностей, русские завоеватели принимают эти племена или народы самостоятельными единицами и так о них и упоминают в летописи. Такой вывод можно сделать из рассказа Гюряты Роговича. Однако в рассказе имеются и другие сведения. Гюрята Рогович рассказывает летописцу о людях, закрытых в горах. В записи 1071-го года читались две истории, первая – дающая возможность узнать немного жизнь чуди, вторая –  о верованиях другого финно-угорского народа. Летописец, будучи образованным, начитанным человеком, связывает югорскую легенду с романом об Александре Македонском. В романе фигурирует стена, за которой Александр закрыл варварские народы. Ассоциация правомерна. А.П. Ковалевский считал, что данный мотив Александрии восходит к легенде северного, может быть финно-угорского народа[8]. Возможно, история о людях, закрытых в горах, стала известной в кругу южных народов и попала в Александрию посредством торговых контактов.

В 1103-ом году „бился Ярослав с мордвою, месяца марта в 4-й день, и побежден был Ярослав”. С одной точки зрения эта информация совпадает с предыдущей: в ней опять сообщается о финно-угорском народе, раньше не встречавшемся в летописи. Вместе с информацией, упоминавшейся выше, она тоже свидетельствует о распространении русских в конце XI столетия на северо-восток-восток на территории раньше неизвестных финно-угорских народов. Может быть, русские ещё в 1080-м году начали осторожно ориентироваться на восток, их экспансионистские планы стали известны волжским болгарам, которые ответили нападением на город Муром. С точки зрения болгар Муром действительно располагался на опасном месте, он служил исходной базой в сторону мордвы и более далёких болгарских территорий. В 1096-м году Ярослав завоевал Муромское княжество и господствовал там до 1129-го года. Об его экспедициях, следующих после неудачного мордовского похода, ничего не известно.

Хронологический анализ информации ПВЛ о финно-уграх мы должны закончить рассмотрением введения к летописи. Известно, что введение присоединили к летописи во время составления её первой редакции в 1113-ем году. Его автором традиционно считается Нестора. Во введении читаются часто цитируемые места: перечень стран Иафета и народов, платящих дань Руси.

Перечень сначала надо проанализировать с филологической точки зрения. В введении в трёх местах встречаемся с названиями северных народов. Первое из них начинается так: „В Иафетовой же части сидят русские…” и т. д., а третье, в конце перечисления содержит замечание, по которому упомянутые народы „от колена Иафета и живут в северных странах”. Два перечня расходятся только в некоторых пунктах. В произведениях средних веков частое явление, что авторы, пользующиеся произведениями других авторов, по невнимательности переписывают тексты – один под другим – с одним и тем же содержанием. Однако на этот раз дело в другом, видно, что текст редактировали.

Цель первого перечня – систематизация, и её основе библейская генеалогия. Список начинается с русских, народа летописца Нестора. Третий перечень писался по практическим представлениям: перечисляются народы, платящие дань Руси, по этому там не встречаются русские. В основном оба перечисления продолжаются одинаково: в первом „чудь и всякие народы: меря…” и т. д., в третьем: „чудь, меря…” и т. д. После этого следуют „мурома, весь…” и народы „весь, мурома…”. Значит, не считая обмена местами этнонимов, два перечня совпадают.

Если читать дальше, появляется первое расхождение в двух перечнях: в первом следуют мордва, а потом чудь заволочская, в параллельной части перед мордвой пишутся черемисы, но отсутствует чудь заволочская. Отсутствие этнонима черемиса в одном месте и упоминание его в другом кажется простым вопросом редакции. Во втором перечне, о котором скоро будет речь, и в котором летописец называет и местожительство отдельных финно-угорских народов уже пишется и о черемисах, значит, по логике их этноним надо было включить и третью часть.

В первом перечне после упоминания о чуди заволочской, а в третьем после названия мордвы следует совершенно одинаковая часть: „пермь, печера, ямь…”. Но в следующем за этой частью перечне прибалтийских народов уже имеются небольшие расхождения: в первом перечне пишется о летголах, ляхах и пруссах, а в третьем вместо них пишутся этнонимы литва и нарова. За этими изменениями можно предполагать более свежие информации. Может быть, введение писалось не сразу, но непременно с использованием нескольких источников, второй и третий перечни Нестор мог писать, опираясь на новые сведения.

Между двумя, в основном совпадающими перечнями находится та часть, в которой можно читать определение местожительства отдельных финно-угорских народов: „А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке.” Чем могло объясняться включение этой части в введение? Описание географическое, его цель определить расположение этнических единиц: племён, народов по территориям. В таких рамках, описывая северные и северо-восточные концы русских земель, летописец упоминает весь, мерю и мордву, а также черемисов за исключением введения не упомянутых в летописи. С точки зрения финно-угроведения данная короткая часть летописи особенно ценна.

Особенностью всех трёх мест является, что в них не пишется о югре и самоедах, хотя под 1096 годом в летописи о них есть сообщения. Противоречие мнимое, ибо югра и самоеды не соответствуют ни одному из требований перечисления. В первом – они отсутствуют, потому что они проживают не в странах Иафета, они такие далёкие народы, что летописец пока не мог включить их в миропонимание, основанном на Библии. Во второй перечень они не входят, потому что живут не под властью русских, а в третий, потому что они не платят дань Руси. Но, в истории создания летописи имеется более веский аргумент, почему югры и самоеды отсутствуют во введении ПВЛ.

С точки зрения финно-угроведения между введением летописи и её хронологической частью заметное противоречие, народ пермь во введении фигурирует, а в погодных известиях отсутствует. Сравнивая информацию, можно сделать вывод о том, что для летописца народ  и область пермь могли стать известны тоже в конце XI столетия. О них можно было бы упоминуть у 1096-го года, ибо отрок Гюряты Роговича со стороны Новгорода мог дойти до Печоры и Югры только через пермскую землю.

В связи с событиями 1078-го года уже упоминался круг вопросов, связанных с Заволочьем и заволочской чудью. Теперь в абзацах введения, имеющих отношение к финно-уграм, этноним „заволочская чудь” появляется только среди народов стран Иафета. Заволочская чудь отсутствует и в перечне, который кроме русских племён определяет и местожительство некоторых финно-угорских групп, также не появляется она в ряде народов, платящих дань Руси. Очевидно, территория заволочской чуди не была под властью русских. Поэтому они не появляется во втором перечне. Она отсутствует и в третьем, среди народов, платящих дань Руси. Может быть, потому что тогда она ещё действительно не платила дань, но возможно, что просто по редакторским представлениям летописец причислил к чуди и заволочскую?

Пермь и печера упоминаются и в более поздних летописях. Объяснение этнонима пермь не вызывает проблем, среди перми можно предполагать предков коми-зырян, проживающих на Вычегде, Выме и Сысоле. Позднейшие источники однозначно свидетельствуют об этом (напр. житие Стефана Пермского, язык памятников пермской письменности и т. д.).

За этнонимом печера или печора большинство исследователей предполагают тоже группу коми. Однако у водораздела Печоры и Сосьвы относительно легко перебираться на азиатскую сторону Урала, этот путь, по протекающей здесь реке Югре, называется Югринским переходом[9]. Югры, то есть вогулы много раз использовали эту возможность. По сведениям Устюжского летописного свода[10] в 1455-м году вогульский князь, Асыка и его сын, Юмшан убили пермского епископа Питирима. А в 1481-м году Андрей Мышнев и его ушкуйники под Чердыном победили вогулов. Таким образом имеются данные о присутствии на этой территории одной обско-угорской группы, вогулов. В то же время на нижней Печоре и в её устье проживали северные самоедские ненцы.

Гюрята Рогович рассказывал летописцу, что его отрок в 1096-м году во время путешествия ехал на землю югры через Печору. Так, по всей вероятности, он ехал по Верхней Печоре и через Югринский переход. Значит река Печора служила важным путём, которым одинокого пользовались путешественники, ехавшие с запада и востока. Во введении к Повести временных лет печера появляется среди народов, платящих дань Руси. Гюрята Рогович тоже рассказывает, что „послал я отрока своего в Печору, к людям, которые дань дают Новгороду”. Значит, в летописи народ печера в нескольких местах определенно отзделяется от югры. Однако нельзя решать вопрос о том, что печера, фигурирующая в Повести временных лет принадлежат к пермской или обско-угорской группе финно-угров.

Народ ямь после введения появляется в летописи в известии 1142-го года. Данный этноним появляется и в других летописях. Его отождествление с этнонимом финского племени häme кажется не проблематичным, но остаётся вопрос: какую группу балтийских финнов именовали так в ПВЛ. Если смотреть на карту, видно, что со стороны России Häme располагается за Карелией. Появление в ПВЛ народа ямь немного странно, скорее потому, что о карелах не упоминается. Но если посмотрим Первую новгородскую летопись, увидим, что этноним Корела впервые появляется 1143-ом году, и в трудно понимаемом контексте: в 1142-м году ямь напала на новгородскую землю, но ладожане отбили ее. Через год за это нападения отомстят (?) карелы, напавшие на ямь. На основе данной информации можно сделать вывод, что ладожане тождественны карелам. Может быть, в ПВЛ этноним корела не встречается потому, что усиление и формирование народа карела начинается только в XII столетии. Данный вопрос можно анализировать на основе информации Первой новгородской летописи. На основе ПВЛ о ями можно только предполагать, что это была общность с финским языком, которая стояла на пути экспансионистских устремлений Новгородского княжества.

Во введении, в третьем перечне среди народов, платящих дань Руси, после ями следуют разные балтийские народы – литва, зимигола и корс – а потом опять финно-угры: нарова и ливон. Этноним нарова мог быть названием балтийско-финнской, и в её рамках эстонской этнической группы. Слово нарова может иметь связь с названием реки Нарва, которая в летописи встречается в формах Норова, Нерова, Нерева и также именем района Новгорода, называемого Неревский конец. В то же время этноним нарова может иметь связь и с этнонимом ерева: по Первой новгородской летописи в 1214-м году „иде князь Мьстиславъ с новгородци на Чюдь на Ереву…”[11]. Впрочем, этноним ерева хорошо объясняется и на основе эстонской области Järvamaa. Возможная связь слов нарова-ерева тоже является проблемой, решение которой требует языковеда, а не историка. На основе перечисленных возможностей, нарова однозначно может быть причислена к балтийским, и, вероятно, ближе к эстонским этническим группам, говорящим на одном из финно-угорских языков.

Среди народов, проживающих в странах Иафета и платящих дань Руси, последним появляется ливский народ (ливон). Он встречается только в этих двух перечнях и на страницах летописи больше не упоминается.

Финно-угорские народы в летописных сводах 1037, 1073, 1093 (1095) гг. и в редакциях Повести временных лет

При анализе информации о финно-угорских и самоедских народах в ПВЛ надо разбираться и в том, существует ли связь между ранними летописными сводами (1037, 1073, 1093 гг.), разными редакциями Повести временных лет и хронологическими группами и характерными чертами сведений о финно-уграх.

Древнейший летописный свод

Составление Древнейшего летописного свода исследователи датируют 1037-м годом. Мы не компетентны подвергать критике это мнение. Можно считать достоверным, что в Киеве ещё до 1060-х годов шла работа по составлению летописи. Первая хронологическая группа сведений о финно-уграх, за исключением упоминаний в легенде о Рюрике (862 г.), содержит известия о финно-уграх, идущих в поход в войсках князей. Эти известия отражают события 859–980 гг., у них общая позиция: подданные князей русские и финно-угорские этнические единицы, живущие в племенной структуре, выступают под своими племенными и народными этнонимами. Данная позиция в информации 1071-го года уже отсутствует, там уже пишется о белозерцах, хотя белозерцы могли бы называться и весь.

В 1030-м и 1042-м годах в летописи пишется о чуди и ями, но в другой среде: в этих известиях речь идёт не о тех финно-угорских группах, которые боролись в войсках князей, сохраняя свою этническую самостоятельность.

В середине XI века – до информации о финно-уграх у 1071-го года – происходит изменение во взглядах об общественном положении финно-угров. Если в предыдущих главах статьи это объяснялось ассимиляцией финно-угров, то в данной главе можно предположить возможность изменение подхода к тексту нового редактора-составителя свода 1073-го года.

Можно установить, что финно-угорские этнические группы появляются в ПВЛ в качестве вспомогательных войск княжеских вооруженных сил только на этапе создания Древнейшего летописного свода.

Летописный свод 1073-го года и информация Яня Вышатича о финно-уграх.

 Составление свода 1073-го года исследователи связывают с Киево-Печерским монастырем. По мнению А.А. Шахматова составителем свода был Никон, один из руководителей монастыря.

У 1071-го года в летописи можно читать две странные, интересные информации о финно-уграх. В первой излагается история о мятеже в Ростовской области, разжигаемой волхвами и распространившейся и на Белоозеро, другая о посещении новгородца земель чуди. Эти две информации и рассказ Гюряты Роговича (1096 г.) составляют группу известий анекдотического характера о финно-уграх.

Впервые в летописи появляется Янь Вышатичь, как усмиритель мятежа 1071-го года. Его связь с составителями летописей продолжается долго, она прослеживается в нескольких сводах и редакциях, ведь о нём упоминается и после 1071-го года: в 1089, 1091 и 1093 гг., а у 1106 г. извещается о его смерти. В связи с его смертью составитель пишет о том, что он жил по божьим законам и слышали у него много рассказов, которые увековечились в летописи. Главным местом связи с Богом Яня Вышатыча мог быть Киево-Печерский монастырь: очевидно он был тесно связан с руководителями и членами монашеского коллектива. Об этом свидетельствует то, что в 1016-м году его похоронили здесь же. В периоде между сводом 1073-го года и редакцией 1113-го года ПВЛ писалась именно в этом монастыре, этим обстоятельством объясняется частое появление в ней и Яня Выщатыча.

Известные факты, связанные с Янем Вышатычем считаем важным изложить на этом месте, потому что, по нашему мнению, на их основе можно сделать вывод, что другая информация у 1071-го года – о путешествии новгородца на земли чуди – тоже происходит от Яня Вышатича. Может быть, он слышал и эту историю во время своего путешествия в Белоозеро.

Летописный свод 1093 г.

 Информация о финно-уграх, встречаемая у 1071-го года, излагалась в предыдущих частях статьи (первое известие 2-ой хронологической группы). Сюда же относилось упоминание Заволочья и также появление в летописи таких русских поселений, которые вероятно имели коренное финно-угорское население (1096 г.: Ростов, Суздаль, Муром, Рязань). Раньше 1093-го года извещается об убиении Глеба в Заволочье и о нападении болгар на город Муром в 1088-ом году. Составление летописи 1093-го года исследователи приписывают игумену Ивану, поэтому она называется и сводом Ивана.

Как свод 1073-го года, также и свод 1093-го года характеризуется тем, что в них не наблюдается интереса к сведениям о финно-уграх, проживавших на завоеванных русскими князьями территориях. Данный подход наблюдается и после 1093-го года: у 1096-го года в связи с княжескими стычками пишется о Ростове, Суздале, Муроме и Рязани, в которых наверно проживало население с финно-угорским языком, но этот факт уже не считается достойным внимания. Во 2-ой финно-угорской хронологической группе, может быть, только информация 1071-го года Яня Вышатыча (о путешествии новгородца на землю чудь) содержит в себе конкретное указание на финно-угров.

Редакция Повести временных лет 1113 г.

 К третьей хронологической группе сведений о финно-уграх причислялись известия, начинающиеся с рассказа о путешествии в Югру. Информация о поездке отрока Гюряты Роговича тесно связана с редакцией 1118-го года, поэтому о ней пишется там. Кроме неё сюда входят сведения о финно-уграх, находящиеся у 1103-го года (нападение Ярослава на Мордву) и во введении летописи.

Редакция 1113-го года в отношении финно-угров не указывает на изменения в подходе. Однако составитель летописи считал нужным объяснить этнонимы, появившиеся во введении, и в погодных записях летописи, поэтому перечисляет подданных русских княжеств и определяет их местожительство. Однако введение писалось не только с целью лучшего понимания произведения.

Третья редакция Повести временных лет в 1118 г.

 Этой редакции мы обязаны сведениями о финно-уграх, появляющимися в описании поездки отрока Гюряты Роговича. Его первая строка – „теперь же хочу поведать, о чем слышал 4 года назад…” – сыграла значение в точной датировке третьей редакции. Составитель летописи упоминает о своей поездке в Ладогу. Очевидно, тогда он мог побывать и в Новгороде и слышать историю Гюряты Роговича. И по его словам, через четыре года, то есть в 1118-м году все это описал.

Среди сведений ПВЛ о финно-уграх данное известие для нас означает новую хронологическую фазу (третью) потому, что оно свидетельствует о том, что в конце XI века в кругозоре русских княжеств появились новые финно-угорские территории. Из информации выясняется и то, что первые экспедиции в направлении Югры отправлялись из Новгорода. Именно по этой причине о дальнейших русских походах против Югры, об их успехах, неудачах получаем сведения из Новгородских летописей.

В ПВЛ это и является единственной информацией о югре и самоедах. На предыдущих страницах статьи, в ходе анализа содержания не было возможности однозначно ответить на вопрос, почему во введении, где перечисляются и финно-угорские народы, не пишется о югре и самоедах. Сейчас уже видны причины: данная информация появилась в летописи в процессе последней редакции, позже времени написания введения.

В редакцию 1118-го года могла попасть в летопись и легенда о Рюрике. История, описанная у 862-го года, имеет отношения и к финно-уграм, поэтому здесь надо писать об этом. По информации „а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома”. Среди сведений 1-ой финно-угорской хронологической группы данная информация имеет индивидуальные черты: только в ней  появляются финно-угорские народы по местожительству. Перечень напоминает о втором перечне введения летописи: „А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу – мурома…” Сходство двух мест внушает мысль о том, что при формулировании сведений 862-го года о финно-уграх опирались на введение летописи. Введение писалось к первой редакции летописи в 1113-ем году.

ПРИМЕЧАНИЯ